День Победы! Как он был от нас далек!..

Что мы можем сказать о войне, мы, поколение, не заставшее Афган, но проводившее друзей и братьев в Чечню? Что мы можем сказать об этом мировом ужасе, стоящем на пороге страны, у наших границ, об ужасе, выкликаемом чужестранными альянсами? Говорят, в 90-е никто и не думал нападать на обессиленную страну, так зачем тягаться силами с нами сейчас, с новой армией, с новым передовым оружием? Мы можем сказать одно: “Будем достойны!” Выкручивать руки, запрещать визиты, разрывать связи – это не бесконечно. Слишком явно уже “скалятся… на золото наших хлебов, на золото наших икон” (Константин Кинчев).

Никто не заставляет наших бывших иностранных друзей влезать в оковы, в покорность от самозваного Князя Мира, Вездесущего Ока, изображенного на его деньгах. Никто не вынудит нас следовать его указаниям и правилам жизни. Рабы не мы – рабы немы!

Будем достойны! А для этого надо хранить память о былых подвигах и невозможных днях, в которые выстояли и которые вынесли. Как это делают, например, жительницы поселка имени 9-е Января – Каламкас Битымова и Виктория Горбылова.

Каламкас Битымова

Алие Молдагуловой

Тихо плещется усталая Нева,
Ветер треплет волосы девичьи…
Зорким взглядом озирает небеса
Чуткий снайпер – города величие.

Глубоко запрятав грусть в глазах,
В юном теле сердце жарко бьется.
Не познавши материнского тепла
В бой последний, яростная, рвется!

За своих, за детский дом, за Ленинград!
Сколько горести в душе скопилось…
Не забудут никогда ни стар, ни млад,
Что с тобою в том бою случилось…

Тихо плещется спокойная Нева…
Как отвага в малом теле проявилась?
Не влюбилась, не рожала – не жила.
Жизнь девчонки в этих строчках уместилась.

Виктория Горбылова

– Может, дров подкинуть?

– Нет, не нужно. Пусть догорает. А там уж спать будем.

– Да не хочется как-то спать…

У костра сидели пятеро солдат. Кто-то постелил на холодную землю свой китель, на котором устроилось сразу несколько товарищей. Они сидели рядышком, потому что так теплее, хотя тепло от костра доходило до худых щёк и согревало их, как полуденное солнце в открытом поле.

Одного из них звали Иван. Он поднял голову вверх, взглянув на мигающие звёзды, что отразились в карих глазах. Сегодня  ночью было спокойно – без выстрелов, без криков и бомбежек. Хотелось, чтобы всегда было так. И будет. Сердце подсказывало, что скоро конец. Нет, не так. Не конец, а только начало. Уже совсем скоро он сможет вернуться в родной дом, обнять мать, отца, брата и первый раз за четыре года широко улыбнуться.

Иван наклонился к котелку, в котором варилось что-то, что товарищи прозвали супом, но от супа там были лишь картофельные очистки, да и тех немного. Он взял большую ложку и помешал содержимое котелка, дав знать остальным, что всё почти готово.

Ещё одного, русого парня, звали Василием. Уже четыре года он не видел сестры Оли и даже не представлял, как ей одной тяжело. Вася встрепенулся от холода, потёр одну ладонь о другую, после опуская их на свои колени и тихо-тихо начал мурлыкать себе под нос песню:

Расцветали яблони и груши,
Поплыли туманы над рекой.
Выезжала на берег «Катюша»,
На рубеж знакомый огневой.

Остальные солдаты посмотрели на него с лёгкой улыбкой и подхватили куплет. Только вот пели они не простую «Катюшу», а другую, переделанную одним из них.

Выезжала, мины заряжала
Против немца: изверга-врага.
Ахнем раз – и роты не бывало,
Ахнем два – и не было полка.

Разлетались головы и туши,
Дрожь колотит немцев за рекой –
Это наша русская «Катюша»
Немчуре поёт за упокой!

Все мы знаем душеньку «Катюшу»,
Все мы знаем, как она поёт:
Из врага выматывает душу,
А бойцам отвагу придает.

Мы гвардейцы, клятву не нарушим,
Боевая честь нам дорога!
Дружно двинем русскую «Катюшу»
На разгром немецкого врага.

***

Оле было всего двенадцать, когда закончилась война. Ещё с десяти лет она одна всё делала по дому. И косила, и бороновала, и пахала. Всё это было тяжело для маленькой девочки, но после прихода папы должно было стать легче. И вот наступил сорок пятый, отец вернулся домой, стал помогать своей дочке с хозяйством, но помощь его продлилась не долго – через пару недель он стал плохо себя чувствовать и его положили в госпиталь. Мать у Оли была слаба, поэтому девочка не просила помощи, а сама заботилась о ней.

Через четыре месяца умер отец, зато из армии пришёл старший брат. У девочки будто камень с плеч упал. Она глубоко вдохнула и сама себе сказала: «Я не одна». И она действительно теперь была не одна. Вася (так звали её брата) во всём помогал Оле, хотя со временем она поняла, что отец многому научил её, когда был рядом. Так и жили они: Вася рубил дрова, после Оля топила печь и готовила на семью обед.

– Она всё умеет, ей любую работу можно давать. Со всем справится, – сказал председатель колхоза, показав рукой на девочку двенадцати лет. Та улыбнулась и кивнула. Мужчина протянул ей косу и сказал, чтобы та отправлялась в поле.

Жилось после войны тяжело. Многие потеряли близких людей, кто-то остался жить с серьёзной травмой, а Оля на свою судьбу не жаловалась. Закончила она всего один класс, но это ни капли не помешало.

– Оль, у нас сено кончилось. Чем корову кормить будем? – спросил брат, отправляя скот в загон. Девочка пожала плечами, а с тонких губ медленно спала улыбка.

Много сена было в колхозе. И тогда они решились на отчаянный шаг, и когда никого не было, отправились в поле. Вечером в поле только сверчки, поющие свои странные песни, а где-то вдалеке могла завыть собака. Ребят было слышно, их выдавал шелест травы под ногами, но людей рядом, вроде как, не должно было быть, поэтому в своём плане они были уверены.

– А ну, стойте! Кто такие и что здесь делаете? – из-за стога сена вышла доярка и строго взглянула на брата с сестрой, уперев руки в бока. Они вытаращили глаза, спрятали сено за спину и вопросительно переглянулись друг с другом.

– Ничего, – тихо пробубнил себе под нос Вася, мельком взглянув на сестру.

– Нам корову кормить нечем, – честно отозвалась Оля.

Женщина вздохнула и грозно посмотрела на обеих, но тут к ним подошла еще одна, судя по всему, тоже доярка, и с улыбкой сказала:

– Да я ж знаю эту девочку. Её Оля зовут. Она в колхозе работает, сено косит. Не трогай их, Нина. Пойдём отсюда.

Мальчик выдохнул и, схватив сестру за руку, побежал домой…

С тех пор прошло больше семидесяти лет, многих знакомых тех времен Оля встречает на улице, они обнимают её, расспрашивают о жизни, та отвечает, хотя ни одного человека уже не узнает. И единственное, что помнит она из своей юности – это первые годы, когда закончилась война. Когда все гуляли, веселились, хотя на сердце всё равно было не спокойно и больно от осознания потерь.