Тени в сумерках рассвета

О книге стихов «В предрассветный час» Инны Игнатковой

Постараемся быть искренними, насколько возможно – мы, объединившиеся во взглядах на природу творчества как воплощения Божьего свойства преображать и преображаться. Творить и быть творимыми ежечасно и… еженощно.

Почему-то поэзия современных поэтесс полна страдания, скажем прямо. Идет речь о любви к мужчине или к Богу – мука, как правило, не выражаемая объекту любви своим прямым именем, а выступающая под сотнями душераздирающих образов. Книга открывается таким лирическим образом: «Гордая кошка сидит одна на самом краю забора». В этом «краю» – опасность, готовность рисковать, умение перешагнуть через отгороженность от мира изоляцией, отчаянием. Но уже во втором стихотворении

Солнце чернеет от пристально-долгого взгляда.
Свет – это вовсе не то, что мы думали, нет!
Я задыхаюсь от этого страшного яда –
Яда, который во мне.

Вспоминается Константин Кинчев с его неуемным самотерзанием:

Если свет, который во мне, есть тьма,
То какова тогда Тьма?

Лично мне – и только лично мне – эта позиция понятна в связи со знакомством с фэнтэзийными онлайн-играми. В Black Desert, например, по сюжету и его экзистенциальной подоплеке Светлое Древо Камасильв – маяк во тьме, да, но тьма стремится на этот свет, чтобы прорваться в наш мир и поглотить его. Свет обнаруживает сам себя и притягивает голодные мрачные души. Но чтобы быть ядом – это, пожалуй, чересчур. Не стоит путать свет сознания, просвещенность, «освещенность-изнутри», со Светом как сверхбытийной субстанцией. По аналогии с костром свет – это внешняя часть пламени и самая высокая, устремляющаяся в небо, а вот «пыл-жар», раскаленность докрасна – это нижняя часть, ближе к совсем уже багровым, почти инфернальным углям. Секрет духовности, «светлости», в том, что «багровое» преображается через работу сознания и сверхсознания в «сияющее». Все огни – огонь, повторим за Кортасаром, но огонь – неоднородная субстанция и очень хитромудрая, извините 😊

Впрочем, Инну можно только похвалить за честность, чего так не хватает поэтессам молодым, в одном стихе смешивающим религию и эротику, – задумайтесь, уж чай-то черный с зеленым вы не путаете? Нет? А почему чувства у вас в таком бардаке, молодежь? По моему опыту – от нехватки самопознания, которое начинается с честности перед собой и читателем. Повторюсь, Инне ее не занимать:

Танцующей на пепелище
Неважно, что будет потом.

Вот, прямая искренняя стезя чувственности, вполне соответствующая психотипу «экстравертированное чувство», дающему его обладателю множественность образов, сравнений и уподоблений, распространенность – везде, от южноуральских степей до африканских жаркострастных прерий:

И на загорелые плечи
Легла его чёрная длань.

О психотипе я сужу по знакомству с другими работами Игнатковой, в том числе роману «Медальон», в котором страница умещает с добрый десяток поворотов сюжета, в которых сами персонажи не успевают сориентироваться и выбрать адекватную линию поведения.

В подтверждение моим предположениям:

Неотступная тень твоя...
Две слезы на одной щеке.
Как язык к языку огня,
Как рука к руке.

Инна очарована собственной чувственностью с уходом в Тень, психологическую сущность, воплощающую в первую очередь вытесненные сознанием моральные запреты, в том числе те самые «багровые» языки пламени, сжигающие душу «от низа», от инфернального «пепелища». Не зря и название выбрано «Предрассветный час», самый тяжелый и темный. В этой темноте нет ничего непонятного и смущающего для знакомых с традиционализмом, в частности, с теорией о полярном происхождении когда-то общечеловеческого языка. Последнее движение солнца в нижнюю точку тьмы сменятся первым движением вверх с рассветом, ul (ur) становится la (ra), угрюмое ворчание и рык зверя, мятущегося в душе и требующего новой страсти, меняется радостным восклицанием привета Солнцу, руками ребенка, смеющегося и тянущегося к свету глаз матери.

Я привожу свои размышления, последовательно знакомясь со стихами Инны, и странное дело, – последующие тексты подтверждают предыдущие:

Покой и сила – в крепком кулаке.
Кулак не мой, но мне обязан силой.
Покой – не  мой,  но Господа просила:
Пусть станет он защитником моим.

Моим – и точка. Чем-то неизбежным,
Как неизбежен нити край в клубке.
Как солнце, восходящее над бездной,
Как месяц, отразившийся в реке.

Что это? Закономерное развитие мысли автора о том самом времени перед просветлением и осознанием своего места в мире?  

Я очнулась наутро с тобою в постели одной
И с трудом вспоминала вчера.
И ты первый заметил тогда у меня за спиной
Два огромных, прекрасных и сильных, но… чёрных крыла.

Еще раз поблагодарим Инну за небывалую для нашего времени честность, которую не стоит путать с показухой «новой искренности», истерично скатывающейся в порнографию псевдоискусства – безудержного самовыражения… Заметим – в продолжение поэтического высказывания маститого нашего поэта «Ни слова о л…». Истасканное и испохабленное слово не пытается даже проскользнуть в тематику стихов Игнатковой, и, скажем прямо, мучения персонажа ее текстов – естественный результат буддийской «мирской» триады: три «стра» – страсть, страдание и страх – корни боли этой Вселенной, которую, тем не менее, Инна вполне экстравертно охватывает всю, попадая и в ад даже.

«Л…» упоминается совсем иначе, чем принято у путающих Всепобеждающий Свет со временно распространившейся по Востоку кровью:

Где-то во тьме блуждает
Вырванная из неволь
Чья-то любовь большая,
Чья-то чужая боль.

Давайте не будем уже после этих строк талантливо честной поэтессы путать жар со светом, любовь с Божьим провидением, мате с улуном, а эротику с религией! Ницше утверждал, что «содеянное во имя любви не морально, но религиозно». Да, человеческая земная цивилизация развивается так, что любую любовь путает с волей Господа. Давайте тогда разберемся раз и навсегда, в чем секрет? Это поможет нам лучше понять стихи Инны Игнатковой.

Любить – признавать исключительным, превосходящим все привычное по каким-либо свойствам. Именно это есть в то же время «признавать главенствующим, преобладающим». То есть господствующим над твоей душой.

Вот, собственно, и весь секрет того, как любовь становится богом в сознании, ибо в подсознании (коллективно-бессознательном, направляющем векторы инстинктов в лично-бессознательное) она никогда не перестает им быть, воля к любви есть то же, что воля к власти и то же, что воля к преображению. Эти Три есть Одно, всегда им были и всегда будут, пока человечество не преобразится к сверхчеловеческому качеству сознания. Ну или не загнется от нового омикрона.

Продолжим.

Я не устану от взаимной лжи –

На это я давно имею право.
Не надо, не ищи во мне души,
Душа поэта – горькая отрава.

Не правда ли, как это непривычно в череде вопящих от боли светлячков, пожираемых мухоловками? Глупые! На то и Иуда, чтобы возвести Христа на Животворящий Крест, хотя прощенья ему нет и не будет вечно, на то и змеи, чтобы кусать ядовито, на то и хищники, чтобы охотиться за миролюбивыми. Не надо иллюзий, а тем более не надо вещать иллюзиями, перевирая картину мира и обманывая, как вам незаслуженно больно. Человек стремится к тому, чего не имеет, или имел, но потерял, и летящие на огонь мотыльки жаждут страсти своими бескровными телами, но именно в ней и сгорают, превращаясь в пышущие злобой угольки. Учитесь у Игнатковой – жить, несмотря на боль, и понимать, что боль есть там, где идет выздоровление, что сумерки, час предрассветный – всего лишь час перед Сиянием, которое поглотит нас огромным Вселенским Днем.

Андрей Юрьев,
член Союза российских писателей